Когда началась война, — рассказывал Иван Петрович Соколов, в ту пору мне уже было 18 лет. Окончив школу, говорил он, я мечтал стать учителем иностранный языков. Уже со школьной скамьи я отлично изучил немецкий язык.
Война разгоралась, и в наш небольшой хуторок, стали приходить повестки на защиту Родины. Один за одним уходили на фронт мужчины, а вскоре, вспоминал он, повестка пришла и мне. Нас у матери было четверо, и я в доме был старшим. Отец от нас ушел, когда я уже был подростком. Уходя, он сказал, что поеду в город «подзаработать деньжат». Ведь дети растут, их обуть, одеть надо. Мать, провожая отца, не плакала, она надеялась на его скорое возвращение. Но проходили годы, а от него ни одной весточки. Теперь, провожая меня на войну, она знала, что трудности лягут на ее плечи, ведь я ей был верным помощником. Мне было жаль мать, я видел как она, обреченная горем, постарела, а в волосах кой где появились сединки. Уходя, я думал: «Мама, мамочка, свидимся ли мы – ведь дорога на войну бывает безвозвратной.
Еще со школы, вспоминал Иван Петрович, у меня уже были права на вождение машины. Поэтому я был назначен постоянным водителем командира полка. Мой командир, Егор Ильич, был уже в возрасте и носил усы. Поэтому, говорил Иван Петрович, я называл его «батей». Однажды, возвращаясь из задания, мы с ним попали под обстрел. Немецкий самолет на нас просто наседал. Пули так сыпались вокруг нас. Мне было страшно, говорил он. И я со страху хотел выскочить из машины. Но Егор Ильич, видя мое смятение, кричал:
— Не бойся, сынок, смотри вперед, и жми, что есть силы. От волнения я не замелил как машина, влетев в небольшой лесок, вдруг остановилась. Я выскочил из кабины и заметил, что машина стоит с пробитым колесом. А у моего командира было сильное ранение в ногу. Идти он сам не мог. Поэтому я дал ему в одну руку палку, другой он оперся о мое плечо. С трудом но до места мы все же дошли. За то, что я не бросил командира, я был награжден медалью за отвагу. Это была моя первая награда. А впереди была еще долгая дорога войны. Пока мой командир был в госпитале, я был на кухне. Но, однажды, меня вызвали в штаб. Принял меня сам генерал. Он посмотрел на меня, затем спросил:
— А что, Соколов, немецким владеешь?
— Отлично владею, товарищ генерал, не задумываясь, сказал я.
— Так вот, — говорил он, — надо срочно добыть, языка. В разведку пойдешь с группой солдат. Твои знания немецкого помогут легче затеряться среди немцев.
Выдали мне немецкую форму, да бутылку «виски», куда добавили снотворного. Шли мы осторожно, тихо, пока не вышли на край густой чащи дремучего леса. Впереди были какие-то постройки, над которыми стояли обугленные трубы. Рядом, вспоминал Иван Петрович, стояла немецкая часть. Тут у меня четко работали мысли. И я, немедля, одел немецкую форму, и, взяв бутылку, сказал: — ну, хлопцы, пожелайте мне, я пошел.
Ворвался я к немцам с криком: «Партизаны, партизаны»! Немцы подняли такой шум, что не заметили как ворвался в кабинет, где сидел генерал немецкой армии. Услыхав слово партизаны, он быстро вскочил и, приняв меня за своего шофера, он крикнул по-своему: «Гони!». Я гнал машину, не замечая песков и ухабин. Уже вдали от немецкой стоянки я остановил машину, налил в стакан «виски» и, подавая его немцу, сказал по-немецки: — Бери, мой генерал, выпей. Так, я его сонного довез до штаба.
Придя в себя, он понял, что он теперь в руках русских. И, не ожидая вопроса, он, как-то странно взглянув на меня, сказал:
— О, великая Россия, здесь воюют даже дети. Этот юноша взял меня в плен. Затем, с какой-то горечью он добавил, — позор Германии.
Затем кто-то из присутствующих сказал: — спроси, Соколов, есть ли у него дети. На мой вопрос он с какой-то болью в душе ответил: — старший погиб на этой сумасшедшей войне. И он, смахнув, набежавшую слезу, снял с руки часы, и, подавая их мне, сказал: — бери, сынок, носи. Меня все равно убьют. Для меня война кончилась. Эти часы, говорил Иван Петрович, я не взял. Я их оставил в полку. Тогда я думал, что может он в душе и человек этот немец, но все же он мой враг.
Через некоторое время мой командир «батя» снова меня взял к себе шофером. Однажды мы с ним прорывались на передовую. Шли жестокие бои. От взрывов вставала земля на дыбы. Всюду стояла туманная занавеса. Пахло пылью и гарью. Здесь меня сильно ранило, говорил Иван Петрович. Мне сильно раздробило ногу. Попав в госпиталь, я понял, что дело идет об ампутации ноги. Узнав об этом, мне пришлось со слезами просить врачей сохранить мне ногу. Здесь в госпитале я встретил победу. Но мне пришлось целый год пролежать на лечении, пока я, прихрамывая, не научился ходить с палочкой. Дома Софья Павловна говорила соседке: прошел год, как кончилась война, а от сына ни весточки. Пойду завтра в церковь, поставлю свечку за упокой души.
— Да ты не спеши, Павловна, говорила Матрена Семеновна (соседка), похоронки то не было. Вернется твой сын.
А вскоре я ехал домой. Стоя у окна вагона, я думал о маме, которую я так долго не видел. Затем я ехал на попутке, пока не показались родные края. Здесь до самого дома я шел пешком. Дойдя до родного подворья, я дрожащими руками открыл калитку и вошел во двор. Тишина. На двери замок. Падая от усталости, я прилег около стога сена и сразу уснул. Сквозь сон, я услышал чей-то шепот. – Нет, это был не сон. – Надо мной, склонившись, сидела моя мама.
Вечером пришли соседи, знакомые, поздравить меня с возвращением. Пришел и председатель колхоза Семен Карпович. Когда я вышел в офицерской форме, на которой были все мои награды – ну вот, настоящий герой, глядя на меня, говорил Семен Карпович. Вся грудь в орденах. А ведь награды даром не дают. – Так поклонимся ему до земли, и всем тем, кто не жалея жизни, кровью отстоял пропитанную потом и гарью, Великую Победу.
А вскоре, прихрамывая с палочкой, я шел на работу. Я, говорил Иван Петрович, начинал новую послевоенную жизнь. О возвращении отца мы уже потеряли всю надежду. Ведь прошли годы, но от него никаких вестей. Пока на совет не пришло письмо на наш адрес, написанное чьей-то незнакомой рукой. В нем было написано, что ваш отец находится на станции Лозовой. О своей судьбе он все мне рассказал, и, надеясь на ваше прощение, дал он ваш адрес. Так что если у вас к нему осталась хоть капелька жалости, заберите его. Далее мы узнали, что он как и все был на фронте, там же потерял ногу. Когда мы все рассказали матери, она сказала: — ну что ж, сынки, — езжайте, везите его домой.
Дома, чувствуя свою вину, отец как бы сторонился нас. Пока мать из жалости к нему сказала: — Хватит, Петро, винить себя. Былое не вернешь. Сыны скоро заведут свои семьи. А нам с тобой доживать вместе.
Была весна. По чистому голубому небу плыли косяки диких птиц. Отец, глядя на них, говорил: Птицы, как люди, после долгих скитаний, возвращаются в родные края…
Комментарии: