(орфография и пунктуация автора сохранены…)
Я сидела на вокзале в ожидании поезда. Предстояло томиться два часа. От безделья, как часто бывает, люди быстро знакомятся. Разговорились с женщиной….
Напротив — пара. Похоже, молодожены. Прижались друг к другу, мило разговаривают. В их улыбках, взглядах что-то очень доверительное и теплое.
- Счастливые, — вздохнув, сказала соседка и, чуть поразмыслив, добавила:
- Только кто его знает: может, счастье у них навсегда, а может, — только миг.
Меня заинтетесовали ее мимолетные философские раздумья. В словах — такая невысказанная боль, что я невольно полюбопытствовала:
-Вам, видно, трудно в жизни пришлось? Как, простите, вас звать.
-Зовите тетей Клавой, — помолчав, продолжила: — Счастье долго летало по белу свету и только к исходу жизни опустилось у моих ворот.
-Что же так долго бродило?
-Знала ли я, что судьба здесь, рядом… Нас в семье было пятеро детей. Вы не представляете, что такое 33-й год. Голод! За сухарь или корочку хлеба, казалось, отдали бы все. Отец и две сестры умерли. Люди ходили, как привидения, качаясь, падая на ходу, и расставались с жизнью. Мама с двумя моими братьями и я ходили по домам, по деревням в поисках куска хлеба. В одном селе остановились у заброшенной хаты. Не хватило сил переставлять ноги. Мы прижимались к матери, не прося ничего. Голодная смерть маячила со всех сторон, наступала, и не было возможности ее отогнать.
Знойный день клонился к закату. И вдруг я увидела, как вдалеке бредут несколько коров. Не знаю, какая сила подняла меня. Пошла им навстречу Несмело открыла калитку во двор. Хозяйка с подойником собиралась доить.
-Ты чего хочешь, девочка? — увидев меня, спросила женщина.
И так было ясно, чего я хотела. Очнулась уже в хате. Рядом сидели обессиленная мама и братья — их привез на коляске хозяин дома. Выхаживали нас всем селом.
Немного окрепнув, братья пасли волов, а мы с мамой пошли в поле. Пшеничная каша да самодельная лапша казались нам самой вкусной едой.
Только начали обживаться — опять беда — война. Братьев взяли на фронт, и они не вернулись с поля боя. Мать, не выдержав горя, умерла. Осталась я одинешенька. Загнала свои беды подальше в угол души, думала, что на роду мне написано испытать горькую долю.
Однажды вечером приходит соседка Зина.
Класа, говорит, — в наш колхоз приехал работать агроном. Будет у нас работать. Время позднее, куда ему податься? А ты одна, места хватит.
Переночевал у меня, разбередил душу… да так и остался. На селе-то в ту пору мужиков раз-два и обчелся, и те без ноги, без руки. Многие полегли в чужих землях. А бабы молодые, им счастье-то мужской ласки только во снах виделось. Вот и пошел мой Алешка по рукам, так сказать, по солдаткам.
В душе моей все кипело, да что делать с мужем: одна заманит, другая двери откроет ночью. А мой Алешка все оправдывался: работа, мол, у него такая.
Я знала его характер, терпела, молчала. Бабы меня не раз предупреждали, что уведут мужика. Жизнь кружила и кружила Алешку. И вот однажды, придя домой изрядно выпивши, он ударил меня. И тогда я сказала себе: хватит терпеть. Как-то зарей, выехав на мотоцикле от очередной подруги, он разбился в дороге.
-Любили вы своего Алешку?
-Не знаю, милая. Двоих дочерей вырастила, а счастья я что-то не заметила…Правда, оно отозвалось уже на шестом десятке. Да стоит ли об этом?
-Тетя Клава, облегчите душу, — осторожно попросила я.
-Дети мои разъехались. Одна живу, как пень на полянке. Слова сказать некому. Однажды слышу: калитка скрипнула. На пороге стоял Павел. Из нашего села мужчина.
-Проходи, садись, Паша.
-Поговорить надо.
-О чем?
-О жизни,-Клава.
Знала, что у него давно умерла жена, куковал в одиночестве, ожидала просьбы о помощи по хозяйской части.
-Что говорить о жизни, Паша. Она прошла. Остался один пепел.
Разговор не клеился. Так мы и расстались. И, на мое удивление, Павел пришел снова… с букетом цветов. Мне было неловко от внимания, но сказала: - Не обижайся, Павел, но цветы слишком долго ко мне шли. Мы постарели…
- Эго верно, Клава, наши головы покрыла седина. Но сердце-то не стареет и просит сказать то, что давно наболело. Я тянулся к тебе много лет назад. Только, зная нрав твоего мужа, не решился открыться. Год за годом, Клава, если по чести сказать, только тебя и любил…
Женщина приумолкла. Я слушала ее на одном дыхании, не решаясь перебить рассказ неловким вопросом.
Я ты ушла к нему. Да дочь вот постоянно напоминает о моей ушедшей молодости. Куда, мол, ты, старая дура. Счастья, любви захотела…
-Тетя Клава, да сердце не стареет, — горячо воскликнула я. — Оно до последнего удара хочет радости и счастья.
Верно, милая, верно. Почему бы мне не решиться на отчаянный шаг?
-Решайтесь, тетя Клава, — убежденно сказала я. — Никогда не поздно жизнь начинать сначала. Да и плохой ли эго шаг? - Да-да, — в раздумье повторяла она, вдвоем все-таки легче. Наверное решусь…
Она молодо вскинула голову, морщинки разгладились, и мне показалось, что ей легче стало дышать.
В мыслях она видела себя молодой и красивой.
Странные мы, женщины. До конца дней своих хотим верить, любить. И чтобы нас любили… - А.Карманчикова
Комментарии: